Графиня де Монсоро

О «Графине де Монсоро» я узнала, когда мне было семь лет. Разумеется, из кино.

В те времена родители строго ограничивали меня своей заботой: школьник должен высыпаться, поэтому – никаких вечерних телесеансов! Однажды я все же вымолила разрешение остаться у телевизора дольше обычного. Сеанс затягивался, и с замиранием сердца я ждала, что вот-вот, в этот самый-самый момент, меня оторвут от телеэкрана, разобьют хрупкий сосуд упоения… От этого каждое мгновение переживалось как сделанный по лезвию ножа шаг. Однако обо мне просто забыли…

И вот не так давно я случайно попала на трансляцию сериала по роману Дюма, и в сердце воскресли те дни, когда девочкой я мечтала о рыцаре…

В детстве фильмы о любви воспринимаются как обещание новой, волнующей, необыкновенной жизни. Как обещание непрерывного нарастания интенсивности ощущений и чувств. Ребенок живет этим предчувствием: с младенческой колыбели он воспринимает мир как непрестанное расширение своих возможностей – от первого слова, шага до первого поцелуя, первой близости и мистического единения, в котором от искры божьей вспыхивает новая жизнь... Как неповторима в жизни каждого эта пора, когда он уже осознает, что что-то неотвратимо придет, и живет восхитительным предвкушением!

Вот почему дети так любят кино про любовь.

Я обожала фильмы о войне. В них тоже изображалась любовь… Любовь под угрозой. Любовь, за которую нужно бороться. Обреченная любовь, от которой никто не отрекается. Любовь, за которую готовы заплатить любую цену…

Но мера любви познается с опытом. Созерцая, как Луи де Бюси умирал на руках женщины, ради которой подвергался смертельной опасности, я думала, что ее горе – это какой-то естественный финал: ее слезы – это цена преданности, столь фатально брошенной к ее ногам. Как ни крути, эта принципиальная соизмеримость (восклицание «Знали бы вы, чего мне это стоило!» выражает именно имманентную нашим чувствам направленность на измерение даже безмерного), - эта соизмеримость, неизбежно лежащая в основе каждой оценки, определяет и мои представления о том, в чем выражается сила любви. Это героизм (любовь наделяет нас силой), это мера покаяния и мера прощения.

Франц Баадер, немецкий писатель-романтик, – первооткрыватель с тех пор ставшей очевидной истины: ничто так не привязывает людей друг к другу, как ситуация, требующая от одного прощения, от другого – раскаяния. Именно первое всегда вызывало любопытство и восхищение, но никто особенно не углублялся в алхимию душевного переживания, соединяющего в себе боль нечистой совести, ужас потери, страх, разочарование в себе, волю к преображению, надежду на спасение и осознание ошибки как уникальный опыт познания силы своей любви в экстремальных условиях риска: простит, не простит… И титанические усилия простить самого себя – а значит, создать какой-то смысл, во имя которого ты «после» можешь ходить под этим небом так, как это было «до».

Иррациональность любви выражается в том, что мы не требуем никаких доказательств и гарантий, когда вдруг ни с того ни с сего открываем самые интимные, ранимые стороны своего существа совершенно не претендующему на доверие и подчас его не достойному человеку: да! да! – это тот самый мужчина, который станет для меня рыцарем! да! да! – это та самая женщина, в которой я найду бездну сочувствия, нежности, безусловной преданности – словом, женственности, подчас, вопреки всему этому, выражающейся для мужчины лишь в прелести неопределенности, которая оставляет за ним право управлять развитием ситуации. Жеманно отсутствующий объект – это объект, который милосерден и снисходителен по отношению к нам: от нас не требуется никакого конкретного действия или проявления воли настолько сильной, чтобы утвердить себя в глазах другого. Отсутствующий не конкурирует с нами за право быть действующим лицом. По этой причине именно инфантильные люди так часто попадаются на крючок по-настоящему не заинтересованного в них манипулятора. Подсознательно чувствуя, что соответствовать требовательности влюбленного гораздо сложнее, чем добиваться любви от равнодушного, в итоге, они получают именно то, к чему стремятся, плюс бонус – удовольствие упиваться жалостью к себе.

И конечно, абсурдность… Сколько жизнь не доказывает, любовь – она совершенно не такая, как в кино; жизнь – это жизнь, в которой любовь предают и от которой отступаются, в которую играют и оскверняют ложью, к каждой новой встрече мы относимся как к сбывшейся мечте. Вне зависимости от очевидных перспектив союза, который бывает обречен уже в самом начале в силу какого-нибудь «некиношного» начала.

Никто ради меня никогда не собирался жертвовать жизнью. Даже чем-то меньшим. Ты просто есть и только за это кто-то истекает кровью: быть графиней де Монсоро – как это просто! А вот быть богом – значит творить. Богиня – та, которая способна раскрыть мужчине все богатство его души, разбудив ее или сотворив заново или даже впервые. Женщинам стоило бы взять на вооружение принцип гейши – принимать то, что есть, тем самым предотвращая разочарования. И да здравствует мир, май и труд! Труд как создание позитивной реальности: не хочешь, чтоб отвис живот, - качай пресс; хочешь преодолеть смерть – сотвори новую жизнь.

- Когда я, как Пигмалион, открываю ему, что у него есть душа, - говорит мне очередная подруга, - я верю в то, что этим заслужу ту встречу, в которой мужчину не придется создавать для себя самой и потому быть чем-то большим, чем просто женщина. Встречу – с Действующим лицом.

И конечно, ей не придется плакать. Ведь она уже заплатила вперед.